Дарья ЖИДКОВА - Переводы отрывков Рейнальдо Аренаса

Рейнальдо Аренас родился в 1943 году на Кубе в провинции Ориенте в бедной крестьянской семье. Стал писать стихи в 13 лет. В 15 ушел из дома, плененный лозунгами кубинской революции. Воевал против диктатуры Батисты. При Кастро получил специальность бухгалтера. Изучал литературу и философию в Гаванском университете, курса не закончил. Стал активным участником гаванского литературного и гомосексуального андеграунда. В 1963 году устроился на работу в библиотеку имени Хосе Марти. В 1965-м получил первую премию за роман «Селестино перед рассветом» (Celestinoantesdelalba) в национальном литературном конкурсе. В 1973 году попал в тюрьму за гомосексуализм. Бежал. Скрывался в парке имени Ленина в Гаване. Снова был арестован и брошен в самый страшный кубинский застенок Эль Морро. Освобожден в 1976-м. В 1980 году, когда Кастро разрешил всем маргиналам покинуть Кубу, Аренас оказался в Майами, потом в Нью-Йорке. В 1987 году у него обнаружили СПИД. В 1990-м он покончил с собой.

В 1993 году его воспоминания «Прежде чем наступит ночь» (Antesqueanochezca) были признаны бестселлером в США. В 2000 году по этим воспоминаниям снят фильм с Хавьером Бардемом в главной роли (номинация на Оскар). Романы, стихи, пьесы, эссе Аренаса переведены на многие языки. Самые известные его книги «Мир-галлюцинация» (Elmundoalucinante, 1968 — авантюрный роман, история жизни мексиканского еретика XVIII века), «Замок белых скунсов» (Elpalaciodelasblanquisimasmofetas, 1980), «Опять море» (Otravezelmar, 1982), «Цвет лета» (Elcolordelverano, 1991), «Осада» (Elasalto, 1992).

Рейнальдо Аренас
ПРЕЖДЕ ЧЕМ НАСТУПИТ НОЧЬ

(Отрывки из книги)
 
Reinaldo Arenas
ANTES QUE ANOCHEZCA
© Tusquets Editores. Barcelona, 2001

НОЧЬ, МОЯБАБУШКА

<…>
 
Моя бабушка рассказывала мне истории о призраках, о людях, которые разгуливают, держа свою голову в руках, о мертвецах, которые бродят над зарытыми сокровищами, сторожа их. Она, конечно, верила в ведьм, поэтому родственники ее сторонилась. Ведьмы приходили по ночам с плачем и проклятиями, забирались на крышу дома, что-нибудь просили, и нужно было обязательно дать им это. Бабушка знала какое-то заклинание от ведьм, чтобы они не навредили. Она считала горы священным местом, где водятся не только животные, которых едят или заставляют работать, но и всякие таинственные существа, невидимые простому смертному. Каждое растение, каждое дерево дышало тайной, известной только ей. Гуляя, она разговаривала с деревьями. Иногда сердилась на них и била, будто по щекам. Помню, как в бурю бабушка надавала пощечин пальме. Что ей сделала эта пальма? Предала ее, за чем-то не уследила? За что бабушка наказывала ее? Она помнила старые песни, усаживала меня к себе на колени и пела их. Мать не была со мной так нежна, как бабушка.
 
 
LA NOCHE, MI ABUELA
 
<…>
 
Mi abuela me hac?a historias de aparecidos, de hombres que caminaban con la cabeza bajo el brazo, de tesoros custodiados por muertos que incesantemente rondaban el sitio donde esta­ban escondidos. Ella, desde luego, cre?a en las brujas, si bien nunca se consider? parte de su familia; las brujas llegaban llo­rando o maldiciendo por las noches, y se posaban en el techo de la casa; algo ped?an y hab?a que darles. Alg?n conjuro cono­c?a mi abuela para evitar que las brujas le hiciesen demasiado da?o. Mi abuela sab?a que el monte era un sitio sagrado, lleno de criaturas y animales misteriosos que no s?lo eran aquellos que se utilizaban para el trabajo o para comer; hab?a algo m?s all? de lo que a simple vista ve?an nuestros ojos; cada planta, cada?rbol, pod?a exhalar un misterio que ella conoc?a. Cuando sal?a a caminar tambi?n interrogaba a los ?rboles; a veces, en momen­tos de ira, los abofeteaba. Yo recuerdo a mi abuela, bajo una tormenta, d?ndole bofetadas a una palmera. ?Qu? le hab?a hecho aquel ?rbol? Alguna traici?n, alg?n olvido. Y ella se vengaba d?n­dole bofetadas. Mi abuela tambi?n conoc?a canciones tal vez an­cestrales; ella me sentaba en sus piernas y me las cantaba; no recuerdo tanta ternura por parte de mi madre.

ПОЛИТИКА

<…>
 
Несколько лет назад мой дедушка установил в доме радио с наушником <…>. У радио была длиннющая проволочная антенна, которая выходила из окна наружу и крепилась на бамбуковых палках. Эта антенна была по совместительству громоотводом, и однажды молния убила мою прабабушку, которая сидела рядом с радио. Обычно мы собирались все вместе, дедушка слушал наушник и пересказывал нам новости. Когда дедушка сердился на бабушку, он вставлял в свой пересказ фразы, которых не было в передаче. Это были диатрибы против женщин и всевозможные оскорбления, которые бабушка молча проглатывала, потому что думала, что их передают по радио.
 
LA POLIT?CA
 
<…>
 
Desde hac?a a?os, mi abuelo hab?a instalado en la casa una radio de o?do para poder o?r el discurso de Chibas; aquel aparato ten?a una enorme ante­na de alambre que sal?a fuera de la casa, alz?ndose sobre unos palos de bamb?. Esa antena, actuando como pararrayos fulmin? a mi bisabuela, que en ese momento estaba cerca de la radio, donde nos reun?amos todos, pues el aparato s?lo ten?a un auri­cular por el que, generalmente, era mi abuelo quien escuchaba y nos transmit?a las noticias al mismo tiempo que las escuchaba. A veces, cuando mi abuelo estaba disgustado con mi abuela, ?l intercalaba frases que no dec?a la radio; eran diatribas contra las mujeres e insultos que mi abuela escuchaba en silencio porque ella pensaba que ven?an de la radio…

СТУДЕНТ

Политехникум, куда я поступил в шестнадцать лет, находился в бывших казармах Батисты «Ла Пантоха». По окончании курса мы должны были стать сельскохозяйственными бухгалтерами, так называлась новая дисциплина, введенная правительством, которое уже лелеяло планы национализации земли. Думаю, это была первая стипендия, созданная Кастро с целью воспитания молодых коммунистов. Большинство студентов, я в том числе, поначалу не понимали этого. Нас вербовали по всему Острову.

Я был одним из двух тысяч юношей, которых заперли в казармах и не выпускали на улицу. Кажется, нельзя было придумать более подходящей ситуации для развития моих гомосексуальных пристрастий, но никаких эротических отношений у меня тогда не было. Я был жертвой всех предрассудков мачистского общества, вскормленных революцией. В политехникуме, где культивировалась милитаристская мужественность, казалось, не было места для гомосексуализма, за который уже тогда сурово наказывали, вплоть до исключения и тюрьмы. Однако многие юноши все равно тайно практиковали гомосексуализм. Застигнутые за этим делом, они должны были по приказу начальства прошагать строем до склада со своими матрасами и вещами и там сдать все это. Остальные студенты должны были кидать в них камни и пинать их. Это изгнание было роковым, потому что сопровождалось волчьим билетом, который не давал возможности поступить ни в одно учебное заведение (государство к тому времени распространило свой контроль почти на все сферы жизни). Многие из тех юношей с матрасами на плечах вели себя очень мужественно. От этого спектакля мне было стыдно и страшно. Снова и снова слышал я слова моего школьного товарища «ты птичка, вот кто ты такой» и понимал, что быть на Кубе «птичкой» самое большое несчастье.
Помимо моральных полным ходом шли политические чистки.

Все преподаватели были коммунистами, и одним из самых важных предметов считался марксизм-ленинизм. Мы должны были выучить от корки до корки учебник по марксизму-ленинизму, выпущенный для Кубы Академией наук СССР, учебник политэкономии Никитина и «Основы построения социализма на Кубе» Бласа Роки. Мы, конечно, изучали бухгалтерское дело. Курс также включал в себя восхождения на Пико Туркино в Сьерра Маэстра. Сьерра Маэстра была чем-то вроде святилища, куда периодически требовалось совершать паломничество. Была и, думаю, остается своего рода Меккой или Гробом Господним. В Сьерра Маэстра Фидель Кастро скрывался до бегства Батисты. Чтобы получить диплом сельскохозяйственного бухгалтера, следовало подняться на Пико Туркино шесть раз. Кто не мог это сделать из-за физической неподготовленности или по какой-нибудь другой причине, считался слабаком и недостойным получить диплом. На самом деле, шесть восхождений на Пико Туркино были привилегией бухгалтеров. Во время очередного подъема я столкнулся с юношей, который уже еле полз. Он делал дипломатическую карьеру, что требовало двадцати пяти восхождений. Не знаю, удалось ли ему стать хорошим дипломатом, поскольку альпинистом он был никудышным.

Для меня, простого крестьянина, выросшего среди скал и колючек, подниматься на Сьерра Маэстра с моими товарищами, спать на открытом воздухе в гамаке и купаться в горных речках, было приключением. Когда мы с песнями забирались на эти горы, никому и в голову не приходило, что наши экскурсии часть мрачного плана. Через несколько месяцев нам сказали, что мы не простые студенты, а молодые коммунисты, — авангард революции, ее солдаты. Во время последнего восхождения мы уже пели не что хотели, а «Интернационал» и другие коммунистические гимны. Директором политехникума был Альфредо Сарабиа, старый военный, ветеран коммунистической партии. Так в 1960 году, когда Кастро уверял весь мир, что он не коммунист и что Кубинская революция «такая же зеленая, как пальмы», молодежь на Кубе воспитывалась в духе милитаристской коммунистической доктрины: у нас была военная подготовка, мы учились стрелять из дальнобойных орудий. Один из наших преподавателей сочинил гимн сельскохозяйственных бухгалтеров, который начинался с того, что мы, бухгалтеры, — авангард революции.

Мы и наши учителя-волонтеры, которые тоже поднимались на Сьерра Маэстра, были «кадрами революции», как тогда говорилось. Нам предстояло проводить учет и контроль на фермах, то есть государственных фермах, потому что они так никогда и не были переданы народу. Многие из моих однокурсников стали крупными чиновниками, многие покончили с собой. Один мой друг из Ольгина выстрелил себе в голову из пулемета. Мы же, кто выдержал, считались новыми людьми, молодыми коммунистами, которые будут контролировать экономику страны.

Было нелегко выжить в атмосфере этих чисток, не только моральных, политических и религиозных, но и физических. Кроме того, мы должны были сдавать экзамены по техническим дисциплинам. Из двух тысяч студентов осталось меньше тысячи. Конечно же, не только я скрывал свой гомосексуализм и свое неприятие коммунизма. Многие студенты как-то выкручивались, чтобы выжить. Другие просто подавляли свою природу. Такие антикоммунисты, как я, могли без запинки цитировать учебники по марксизму. Мы рано научились подавлять желания и протест. На одном из собраний в актовом зале политехникума, том самом, где контрреволюционеров приговаривали к расстрелу, один юноша, китаец, сказал директору, что в рисе, которым нас кормят, попадаются черви и долгоносики. Директор покраснел от гнева и назвал сказавшего это слабаком и контрреволюционером, лишенным способности самопожертвования. Сарабиа закончил свою речь так: «Скоро нам придется забыть о рисе и научиться есть червей». Юноша был исключен. Однако исключения носили избирательный характер. Некоторые были неприкосновенны.

Нужно признать, что энтузиазма тогда еще было больше, чем разочарования.

У некоторых преподавателей, если не у большинства, были сексуальные отношения со студентами. Перед комнатой преподавателя марксизма по имени Хуан студенты выстраивались в очередь, чтобы трахнуть его. Я видел это своими глазами. Мой товарищ, обладатель одного из самых больших членов в политехникуме, признавался мне, что он — любимчик этого Хуана, у которого среди студентов было около сотни любовников.

Думаю, что многие из стипендиатов были «бугарронес», то есть активными гомосексуалистами. Для них трахнуть мужчину не значило быть гомосексуалистом. Голубым считался тот, кого трахают. Однажды разразился страшный скандал, когда обнаружилось, что более ста студентов каждый вечер перелезают через стену политехникума, чтобы встретиться с голубым, который специально приходил из Ольгина на встречу со своими претендентами. Когда Сарабиа с армией верных ему преподавателей явился, чтобы поймать его, голый юноша бросился бежать и затерялся среди скал Ольгина. Воспользовавшись темнотой, стипендиаты укрылись в казармах. Тем же вечером Сарабиа собрал всех в актовом зале и произнес длиннейшую речь, полную лозунгов и угроз. После этого был показан советский фильм под названием «Жизнь Ленина». Мы смотрели какой-нибудь советский фильм почти каждый вечер и ели много советского мяса. Нас, безусловно, пытали, но нас также и питали, и бесплатно учили, правительство одевало нас, по-своему воспитывало и распоряжалось нашей судьбой.

UN ESTUDIANTE

Obtuve una beca en lo que antes era el campamento militar de Batista llamado La Pantoja, que ahora se hab?a convertido en una escuela polit?cnica. Yo ten?a diecis?is a?os cuando comen­zaron las clases; era un curso en el cual nos graduar?amos para ser contadores agr?colas. Era una nueva disciplina que el Gobier­no —que ya ten?a planes secretos de confiscar todas las tierras-necesitaba impartir. Creo que fue una de las primeras becas que el gobierno de Castro cre? porque era un centro para formar a j?venes comunistas. La mayor?a de los que all? entramos no nos dimos cuenta, en aquel primer momento, del objetivo fundamen­tal de aquel curso. Fuimos «captados» por toda la isla.

Yo era un adolescente encerrado en un campamento con m?s de dos mil j?venes a los cuales no se nos permit?a salir a la calle. Podr?a pensarse —yo mismo lo pienso ahora— que aquel momen­to era el m?s apropiado para que yo desarrollase mis tendencias homosexuales y tuviese m?ltiples relaciones er?ticas; no tuve nin­guna. Entonces, yo padec?a todos los prejuicios t?picos de una sociedad machista, exaltados por la Revoluci?n; en aquella es­cuela desbordada de una virilidad militante no parec?a haber espacio para el homosexualismo que, ya desde entonces, era seve­ramente castigado con la expulsi?n y hasta con el encarcelamien­to. Sin embargo, entre aquellos j?venes se practic? de todos modos el homosexualismo, aunque de una manera muy velada. Los muchachos que eran sorprendidos en esos actos ten?an que desfilar con sus camas y todas sus pertenencias rumbo al alma­c?n, donde, por orden de la direcci?n, ten?an que devolverlo todo; los dem?s compa?eros deb?an salir de sus albergues, tirarles piedras y caerles a golpes. Era una expulsi?n siniestra, por cuanto conllevaba tambi?n un expediente que perseguir?a a esa persona durante toda su vida y le impedir?a estudiar en otra escuela delEstado —y el Estado ya empezaba a controlarlo todo. Muchos de aquellos j?venes con sus camas a cuestas parec?an muy varo­niles. Al ver aquel espect?culo me sent?a avergonzado y aterrori­zado. «P?jaro, eso es lo que t? eres», volv?a a escuchar la voz de mi compa?ero de estudios cuando estaba en la escuela secunda­ria y comprend?a que ser «p?jaro» en Cuba era una de las cala­midades m?s grandes que le pod?a ocurrir a un ser humano.

Adem?s de las depuraciones morales tambi?n se realizaban ya depuraciones pol?ticas; todos los profesores eran comunistas y, desde luego, una de las clases m?s importantes era la del marxismo-leninismo. Ten?amos que aprendernos al dedillo el Manual de la Academia de Ciencias de la URSS; el Manual de eco­nom?a pol?tica, de Nikitin; y Los fundamentos del socialismo en Cuba, de Blas Roca. Desde luego, tambi?n recib?amos clases de contabilidad y, como parte del curso, ten?amos que subir peri?­dicamente al Pico Turquino en la Sierra Maestra; la Sierra Maestra era como el santuario que en peregrinaci?n deb?amos visitar cada cierto tiempo; era, y creo que lo sigue siendo, como una especie de desfile a la Meca o al Santo Sepulcro. La Sierra Maestra hab?a sido el lugar donde se hab?a escondido Fidel Castro hasta la fuga de Batista. Para graduarse de contador agr?cola hab?a que subir al Pico Turquino seis veces y quien no pudiera subirlo, por im­pedimento f?sico o por lo que fuese, era considerado un flojo y no pod?a graduarse. En realidad, era un privilegio subir solamen­te seis veces al Pico Turquino para graduarse de contador agr?co­la; recuerdo que mientras sub?a yo una vez, tropec? con un joven que iba casi a rastras; estaba estudiando la carrera diplom?tica, y para graduarse, ten?a que subir el Pico Turquino veinticinco veces. No s? si lleg? a ser un buen diplom?tico, pues no ten?a muchas dotes como alpinista.

Para m?, un guajiro criado entre los matorrales y las lomas, subir aquellos montes con todos aquellos muchachos, dormir al aire libre en hamacas y ba?arnos en los r?os, era una aventura. Cuando sub?amos aquellas monta?as cantando, nadie sospecha­ba que detr?s de aquellas excursiones se ocultaban planes s?rdi­dos, pero as? era. A los pocos meses se nos dijo que no ?ramos simples estudiantes, sino la vanguardia de la Revoluci?n y, por lo tanto, j?venes comunistas y soldados del ej?rcito. En las ?lti­mas excursiones ya no cant?bamos lo que quer?amos, sino queten?amos que cantar La Internacionaly otros himnos comunistas. El director de la escuela era Alfredo Sarabia, un viejo militante del Partido Comunista; as?, en el a?o 1960, mientras Castro le aseguraba al mundo que no era comunista y que la Revoluci?n cubana era «tan verde como las palmas», ya se estaba preparando en Cuba a la juventud dentro de la doctrina comunista y ade­m?s instruy?ndonos militarmente, porque tambi?n recib?amos cla­ses militares y hasta nos ense?aban a manipular armas de largo alcance.
Uno de los profesores compuso un himno a los contadores agr?colas que comenzaba diciendo que ?ramos «la vanguardia de la Revoluci?n». En realidad nosotros, y los maestros volunta­rios que estaban en la misma Sierra Maestra, ?ramos los primeros «cuadros de la Revoluci?n», como se dec?a entonces. Nosotros ser?amos los encargados de llevar la contabilidad y la adminis­traci?n en las granjas del pueblo; es decir, las granjas estata­les, porque jam?s pertenecieron al pueblo. Muchos de aquellos compa?eros llegaron despu?s a ser dirigentes del r?gimen de Cas­tro, otros se suicidaron. Recuerdo a uno de mis amigos de Hol-gu?n que se descarg? su ametralladora en la cabeza. Los que per­sist?amos ?ramos los hombres nuevos, los j?venes comunistas que controlar?amos la econom?a del pa?s.

No era f?cil sobrevivir a todas aquellas depuraciones que te­n?an un car?cter moral, pol?tico, religioso y hasta f?sico, adem?s de tener que pasar todos los ex?menes t?cnicos. De los dos mil alumnos quedamos menos de mil; desde luego, no fui yo solo quien supo ocultar su homosexualidad y su rechazo al comunis­mo; muchos alumnos que eran homosexuales se las arreglaron para sobrevivir; otros, sencillamente, se negaron a s? mismos. Los anticomunistas, como yo mismo, recit?bamos de carretilla los ma­nuales de marxismo; tuvimos desde temprano que aprender a ocultar nuestros deseos y tragarnos cualquier tipo de protesta. En una asamblea en el gran teatro de la escuela —el mismo donde se celebraban los juicios para fusilar a los contrarrevolucionarios— «guien le dijo al director que entre los granos del arroz se des­cubr?an gorgojos y gusanos; el director se par? rojo de furia y llam? flojo y contrarrevolucionario a aquel joven que carec?a, para ?l de esp?ritu de sacrificio. Sarabia termin? su discurso diciendo pronto tendr?amos que aprender a comernos los gusanos yolvidarnos del arroz. El que protest? era un joven de raza china y fue expulsado de la escuela. Pero las expulsiones tambi?n te­n?an car?cter selectivo y algunas personas eran intocables.

Sin embargo, hay que reconocer que el entusiasmo estaba to­dav?a por encima del desencanto.

Algunos profesores, por no decir la mayor?a, ten?an sus rela­ciones sexuales con los alumnos; hab?a uno, llamado Juan, que hab?a tenido relaciones con un centenar de estudiantes. A veces, frente a su cuarto, los j?venes hac?an cola para templ?rselo; todo eso yo lo vi. Adem?s, uno de mis compa?eros, famoso por tener uno de los falos m?s grandes de toda la escuela, me contaba que era uno de los preferidos de aquel profesor de marxismo.

Yo creo que muchos de los j?venes que estaban all? becados eran «bugarrones», es decir, homosexuales activos. Para ellos tem­plarse a otro joven no era signo de homosexualidad; el maric?n era el templado. Una vez hubo un esc?ndalo enorme cuando se descubri? que m?s de cien becados brincaban el muro de la es­cuela para templarse a un maric?n que ven?a todas las noches caminando desde Holgu?n a recibir a sus pretendientes. Cuando lleg? Sarabia, con el ej?rcito de sus profesores m?s fieles, el mu­chacho desnudo ech? a correr y se perdi? por las lomas de Hol­gu?n; los becados, aprovechando la oscuridad, desaparecieron en sus albergues. Esa noche Sarabia convoc? a todos los estudian­tes al teatro y pronunci? un enorme discurso lleno de consignas y amenazas. Luego, se proyect? una pel?cula rusa que era nada menos que La vida de Len?n. Casi todas las noches ?bamos al teatro a ver alguna pel?cula rusa; tambi?n com?amos mucha carne rusa. Indiscutiblemente nos adoctrinaban, pero tambi?n nos ali­mentaban y est?bamos estudiando gratis; el gobierno nos vest?a, nos educaba a su modo y dispon?a de nuestro destino.

ЧЕТЫРЕ КАТЕГОРИИ ГОЛУБЫХ

При всем разнообразии гомосексуалистов, я выделил среди них несколько типов. Первый тип — голубой с ошейником. Это тип гомосексуалиста-скандалиста, которого все время арестовывают в каком-нибудь туалете или на пляже. Как я понимаю, система постоянно держит его на поводке. Когда этот голубой попадается на крючок, его приговаривают к принудительным работам. Лучший пример такого типа — Томасито по прозвищу Ла Гойеска. Я дал этому юноше, работавшему в Национальной библиотеке, такое прозвище, потому что он был похож на персонажа Гойи, гротескного паукообразного карлика с неутолимым сексуальным аппетитом.

За голубым с ошейником следует обычный голубой. Положение этого голубого на Кубе щекотливо. Он ходит в кино, пишет время от времени стихи, никогда не рискует и посвящает свои вечера чаепитиям в доме друзей. Лучший пример такого типа — мой друг Рейнальдо Гомес Рамос. Обычно эти голубые спят только с другими голубыми, так никогда и познав настоящего мужчину.

За обычным голубым следует голубой тайный. Никто как правило не знает о голубизне этих голубых. Они женятся, у них рождаются дети, но обручальные кольца они часто одевают на указательные пальцы. Распознать тайного голубого непросто. Часто он сам закладывает других голубых. Таких примеров тысячи, но самый характерный — драматург Николас Диас, который однажды в отчаянии вставил себе в анус лампочку. Этот член союза коммунистической молодежи никак не мог объяснить происхождение лампочки в этой части его тела. Он был исключен из союза с большим скандалом.

Последним идет королевский голубой. Он встречается только в коммунистических странах. Благодаря связям в высших эшелонах власти или какой-нибудь особой должности в органах госбезопасности и так далее, королевский голубой наслаждается привилегией быть явным голубым. Он может вести скандальную жизнь и занимать при этом высокие посты, выезжать из страны, путешествовать, носить драгоценности, хорошую одежду и пользоваться казенным автомобилем. Лучший пример такого типа — Альфредо Гевара.
 
LAS CUATRO CATEGOR?AS DE LAS LOCAS
 
Atendiendo a aquellas diferencias tan grandes entre unos y otros homosexuales, establec? unas categor?as entre ellos. Prime­ro estaba la loca de argolla; ?ste era el tipo de homosexual es­candaloso que, incesantemente, era arrestado en alg?n ba?o o en alguna playa. El sistema lo hab?a provisto, seg?n yo ve?a, de una argolla que llevaba permanentemente al cuello; la polic?a le tiraba una especie de garfio y era conducido as? a los campos de trabajo forzado. El ejemplo m?ximo de este tipo de loca era Tomasito La Goyesca, un joven que trabajaba en la Biblioteca Nacional y al cual bautic? con ese apellido porque era como una figura de Goya; enano, grotesco, caminaba como una ara?a y ten?a una voracidad sexual incontrolable.

Despu?s de la loca de argolla ven?a la loca com?n. Es ese tipo de homosexual que en Cuba tiene su compromiso, que va a la Cinemateca, que escribe de vez en cuando alg?n poema, que nunca corre un gran riesgo y se dedica a tomar el t? en casa de sus amigos. Ejemplo t?pico de esa loca era mi entonces amigo Reinaldo G?mez Ramos. Las relaciones de estas locas comunes, generalmente, son con otras locas y nunca llegan a conocer a un hombre verdadero.

A la loca com?n le sigue la loca tapada. La loca tapada era aqu?lla que, siendo loca, casi nadie lo sab?a. Se casaban, ten?an hijos, y despu?s iban a los ba?os, clandestinamente, llevando en el dedo ?ndice el anillo matrimonial que le hubiese regalado su esposa. Era dif?cil a veces reconocer a la loca tapada; muchas veces condenaban ellas mismas a los homosexuales. Los ejem­plos de este tipo de loca son miles, pero uno de los m?s t?picos es el caso del dramaturgo Nicol?s D?az, quien, una vez, en un acto de desesperaci?n, termin? introduci?ndose un bombillo en el ano. Y aquel hombre, que era militante de la Juventud Comunista, no tuvo forma de explicar c?mo aquel bombillo hab?a ido a parar a aquella parte de su cuerpo. Fue expulsado de esa organizaci?n con gran esc?ndalo.

Despu?s estaba la loca regia; una especie ?nica de los pa?ses comunistas. La loca regia es esa loca que por v?nculos muy di­rectos con el M?ximo L?der o una labor extraordinaria dentro de la Seguridad del Estado o por cosas semejantes, goza del privile­gio de poder ser loca p?blicamente; puede tener una vida escan­dalosa y, a la vez, ocupar enormes cargos, viajar, entrar y salir del pa?s, cubrirse de joyas y de trapos y tener hasta un chofer particular. El ejemplo m?ximo de esta loca es Alfredo Guevara.